Приходили Колесов с Никой. Я сидел грустный без табака и денег. И тут Ника начала рассказывать, как она тоскует по Советскому, прости господи, Союзу. Как там было хорошо и привольно людям труда. Колесов быстро разозлился и сидел, закрыв лицо руками. Я пытался дознаться, из любви ко всякого рода несуразностям, с какого это перепуга молоденькая симпатичная девица девяносто-бог-знает-какого года так сожалеет насчет накрывшейся пиздою сатрапии рабочих и крестьян.

"При Сталине был патриотизм, а сейчас черножопые на каждом углу..." Всё в таком духе. Короче, Колесов отказался ехать с ней в одном такси - лёг на диванчик и сказал, что остается у меня.

- Смотри, вон, Кондратий спокойный какой, - сказала ему на прощанье Ника, - а ты, Колесов, как животное.
- Мне, Ника, - говорю, - до лампочки твои предпочтения. Ты не моя женщина. С чего бы мне суетиться?

Она ушла, а мы остались. Колесов, поджав коленки, на провалившейся софе, а я под спальником - постельным бельишком я так и не обзавелся. Два молодых робких тела, музыка и эти голубенькие гирлянды под потолком...

Я выпил на дорожку холодного кофе, укрылся, и мне приснилось, будто я сижу на балконе, а в окне дома напротив происходит какая-то пьянка с блядями и танцами. И эти женщины время от времени высовываются из окна и зовут меня выпить. Я демонстративно ворочу от них ебло, мол, выпить я и один не дурак. Даже интересней, мол, пить одному. А они берут гитару и поют "Он был так прав - Гринчук! Он был так прав - Гринчук!"

Когда это, думаю, он был прав? Оказалось потом, что это был Дэвид Боуи, а вовсе не бляди с гитарой. Такое бывает. Песенка "Энди Уорхол" с альбома "Hunky Dory" 1971 года.



Такие дела.