Молодой любитель поэзии Саша Гринчук, выбежав однажды с утра со службы, позабыл на столе книжку Макса Батурина. Макс - это такой специальный томский поэт вроде Нугатова с той лишь, в общем, разницей, что последний в добром здравии, а Макс закинулся таблетками и отдал Богу душу еще году эдак в 95-ом.

Когда горький дым иллюзий рассеялся, Гринчук обнаружил книжку в местном деревянном сортире в оскверненном виде.

- Демоны! Бляди! Кто?! - допытывался Гринчук, тряся пожухлыми листами.

Выбирать было особо не из кого - вся компашка в сборе - три на два... сплошь пролетарские рожи... Приветливый инвалид Олег с Академгородка, бригадир Пилсудский, Женя-стропаль. Привычно гремело радио. Допивали третью и старательно закусывали салом и чесноком, валявшимися тут же на столе, среди обрывков газет, шелухи и хлебных обломков. Четвёртый апостол - дядя Вова, принял удар на себя.

- Я твоей хуетой жопу подтёр, - весело сказал дядя Вова. - Присел на обеде. Дай, думаю, почитаю, а там хуета какая-то. Я не понял ничего - ну, так и подумал, что или на растопку или говно вытирать...

Когда рабочие разбрелись, любитель поэзии Гринчук мелочно сжег в печи, принадлежащий дяде Вове томик фантастических рассказов на тему покорения космоса.

- Наш народ не наебёшь, - устало заметил Кондратий Иваныч Заварноэ, сменивший на этом нелегком участке молодого любителя поэзии.

- Народу до пизды этот ваш импрессионизм, - отрезал Кондратий Иваныч, сымая порты...