«За окном внезапно темнеет. Ветер бросает первые тяжелые капли на полированную гладь стола. Придавленный парадоксальной глубиной открытия, Поляков тяжело дышит и, не мигая, смотрит куда-то в сторону. Слышно, как за шторой гудит и бьётся в окно шмель...»
Из дореволюционных произведений П. Куганова

- Но не шмелей же мне давить! – выругался Куганов и, глянув на разные носки, решительно выбрался из квартиры на встречу с товарищем Стаглиным. Вернее, он вышел всё на ту же улочку Победы с налепленными девятиэтажками-тенементами и снова двинулся на северо-восток. Всего-то идти через весь городишко, чтобы на другой окраине в брошенном клубе, похожем на здание инкубатора советских времен порепетировать пение неведомых птиц. Любил Куганов птичьи несусветные звуки, положенные на гитарные рифы, и простые сыновьи слова вслед за этим. Но тут стал накрапывать дождь, а через дорогу прямо навстречу шел неторопливо товарищ Стаглин с черным портфелем в руках.
- Валера? – ошеломленно спросил Куганов, сам удивившись возникшему на языке имени.
Товарищ Стаглин пожал ему руку и подтвердил необходимость случившейся встречи. Они пошли вместе в сторону крохотного базарчика, на коем старушки с кучками картофеля у ног пристально глядели на двух товарищей, словно ждали от них заветного слова.
читать дальшеПрисели на каменной кладке, и товарищ Стаглин достал привычную «Герцеговину-Флор». Стало ясно – без баночки пива не обойтись. А там мало ли что понадобится под развернувшим свои силы дождем. Идти к товарищу Стаглину на квартиру Куганов устыдился, вспомнив про разные-заразные носки, но смотреть материалы очередного партсъезда под дождем было подозрительно и несерьезно. Даже старушки стали чаще оглядываться на черный портфель товарища Стаглина. Выбрали автобусную остановку в той части улочки, что перекрыта ремонтными работами. Здесь у темных проемов между залепленными рекламными старостями и пошел – поплыл разговор за Валеру. Вроде и ничего нового в жизни не происходит, но доводы о Валере помогают сосредоточиться, разобраться в сложившейся ситуации, проанализировать текущий момент.
Товарищ Стаглин повел речь о боевых подругах Валеры, а Куганов четко пытался разделать засоленного насухо леща.
- Её звали не то Тася, не то Тося. Хорошая девушка. Жила она где-то недалеко в частном доме.
- А с кем она там жила? – сразу спросил Куганов.
- Не помню, - ответил товарищ Стаглин, - но была красавица. Волосы черные, а кожа белая-белая. И пронзительные синие глаза.
Отпили пива, посмотрели вокруг, товарищ Стаглин прикусил рыбью холку.
- Но Валере казалось, что она выбрала меня, а с ним не хочет. И стал он меня доставать – пойдем до нее да пойдем. А это уже ж на следующее утро. Я ему говорю – пыдем лучше по городу пошастаем, может чего найдем, а он ни в какую.
Куганов слушает, задумчиво глядя на разобранного по мелочам леща. Тоже, понимаешь, плод.
- …да. Так вот, - продолжает товарищ Стаглин, - пришлось идти. Даже не вспомню куда. Помню, что где-то недалеко она там жила. Спустились по каменной мостовой мимо роддома. Впоследствии это он стал кожвендиспансером, а теперь вроде мебель там продают. Потом пошли в сторону кинотеатра «Латамания» и где-то там вроде свернули.
- На еще одну улицу? – спросил Куганов.
- Ну да, - вспоминает товарищ Стаглин и добавляет. – Вот помню четко – это была солнечная сторона. И день был солнечный. Яркий такой.
Товарищ Стаглин полез за новой папироской. Поразминал, посмотрел на хмурое небо. Лето и не начиналось, а уже пошли какие-то смутные прямо октябрьские дожди. Закурил и отхлебнул из баночки пива. Куганов хлюпнул носом.
- Так вот. Подошли мы к забору. Хороший такой забор, крепкий. Кажется зеленый. И никого не видать. Я говорю Валере – Ты крикни!, а он мне - Чего кричать? Я говорю - крикни : Тася! А он – Ее точно Тася зовут? А хер бы ее знал, как ее точно зовут. Може, говорю, шо и не Тася…
- Так, а вы где познакомились? – стал уточнять Куганов.
- Точно не скажу, - ответил товарищ Стаглин, - не помню. Думаю, что познакомились где-то в городе. Вроде в какой-то компании. Но вот она отличалась как-то от других.
- А как отличалась? – снова стал спрашивать Куганов.
- Ну, как. Одной-то Валера возьми и покажи игральную карту с какой-то голой жопой и говорит – Люся, это ты!, а та ему – Дурак ты, Валера!... а этой-то, Тасе, он такого не показал.
По виду Куганова можно было понять, что он осознал принципиальную разницу между Люсей и Тасей, но товарищ Стаглин продолжал:
- …и тут выходит к нам какой-то мужик, и Валера меня толкает – гля, какой Вагонян!
Куганов издал птичий крик, и с шумящего тополя каркнули в ответ.
- А Вагонян нас уже узрел и сразу так – Куле надо, отроче? Валера ему, голос сразу сорвался, по-петушьи – Т-тася дома? Вагонян говорит – Упездало. Куле надо? Та ни куя, - отвечает Валера. Ну, е…итесь в рот! – говорит Вагонян и уходит. Воот… - задумчиво тянет товарищ Стаглин.
Капли дождя достают его китайские революционные тапочки. Кажется, что и в пиве уже сплошная дождевая вода. И лещ всеми своими кусманчиками в последний раз напитался живительной влагой, чтобы воссоединиться, ожить и уплыть из этого жуткого нах места на брошенной остановке.
- А дальше? – спрашивает Куганов.
- Ну, мы и попез…али. Куда-то дальше по улицам. Больше мы Тасю как-то не видели. Может, она уехала. Мы ж все тогда уезжали. Но была еще одна у него.
Куганов стал привычно набивать нос табаком.
- Но это было уже через года два. Та дама-то была посерьезней. Правда, на вид никакая. Баба и баба. Старше была Валеры, а заведовала она городским рынком. И жила в пятиэтажном доме. Правда, на пятом этаже. Через дорогу там дом культуры. Парк, гастроном под боком. Даже, представляешь, музей. Но в музей мы как-то ни разу за всю свою жизнь не зашли. Не довелось. Хотя место бойкое. Наш друган Серега всегда там тележку с отходами из столовой катил – они свиней во дворе держали, а мамаша в той столовой при гостинице посуду мыла.
Куганов затряс головой от скатившейся информации и сильно чихнул табаком.
- Ва-ле-ра, - раздельно сказал он и покачал головой.
Какое-то движение прошло по прилегающей к остановке природе. Листья зашелестели, пригнулись кусты, даже бесхозное ведро покатило ветром против часовой стрелки. Окна в доме напротив зажглись буквой Х, а товарищ Стаглин слегка закашлялся.
- Эта баба по тем временам была крутая, все зубы у ей золотые, а дома мальчишка от первого брака Валеру дядей зовет. Валера–то ей сказал, что мы вот с товарищем Крончиком присланы на партийную работу в виноградорский совхоз «Рассвет». Я, значит, освобожденным комсоргом, а он по культуре. Так, она сразу говорит – идите ко мне, ребята, на рынок. Мне свой комсорг нужен. И профорг. А культуру и так подымем. Валера, помню, все что-то нервничал. Посидит, посидит на кухне, пойдет в ванную, руки моет. Выйдет. В кресло присядет. Посидит. Опять в ванную. А она мне – Ох, как я его люблю, говорит, только нервный он. Очень, говорит, интеллигентный, вылитый Лановой в каком-то фильме. Без телепрограмки срать не сядет, а у нас-то всего три канала – совсем нечего смотреть. А, как спрашивает, у вас там? Где? – интересуюсь. Ну, в Мордовии, Валера сказал, что вас из Мордовии к нам перевели. В Мордовии, говорю, хорошо, только сыро очень. У нас, говорит, не лучше, вон Валере постирала еще вчера, а одеть нечего. Не высохло. А, вот, думаю, что он нервничает – съебаться хочет, а трусы мокрые. Дома-то баба Надя увидит – она все видит, будет допрос, а там и к моей маменьке прителепает – скажет, проверь своего – вместе лазают, так мой без трусив пришел. А твой-то…
Тут Куганова разом как прорвало не то чихом, не то криком. Повело. Может и лещиком поперхнулся, только долго он полурыдал, полурыгал и охал, поводя глазами. Товарищ Стаглин предусмотрительно молчал при этом, паузу держал, пока аплодисменты, переходящие в овации, подтихнут. Даже по спине Куганова чуть-чуть постукал, но Куганов воздержался в прениях – сразу пиво допивать полез под рыгу. И, еле отдышавшись, снова стал набивать опачканный нос табаком.
- Вот так и жили мы в ту далекую пору, товарищ Куганов, - сказал Стаглин. Собгал несколько достанных из портфеля листочков с резолюциями и пошел к дальним кустоццам. Прихватило. Тоже.