Проснулся я в половине восьмого. Все как всегда... Шинель, брошенная на спинку стула... немного вчерашнего хереса в кружке, мыши... Звонок. Снимаю трубку - слышу траурный голос Петра: "Здравствуй, Кондратий Иваныч..."

- Здравствуй, - говорю, - Петр Иосич. - Случилось что?
- Случилось, - отвечает.
- Что, - говорю, - Николай Иваныч скончались скоропостижною смертию?
- Почти угадал. Сегодня утром Николай Ивановичru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%83%D0%B7%D1%8C%... отправлен на покой. Осиротела земля. Солнце нашего города закатилось.

Я замолчал. Никогда не бываешь готов к таким вещам. Мне вспомнился Иваныч - тонкие губы, дрожащие с перепоя старческие сухие руки, жидкий седой волос, черная скважина рта.

- Опустела, - говорю, - без тебя земля. Кто бы мог подумать. У власти с 1984 года - 26 лет у руля Северска. Больше, чем Брежнев, немного меньше, чем Сталин... Как жить? Куда теперь идти солдату...?
- Вот и я говорю, как, - откликнулся Петр. - Теперь вместо него этот педрила Шамин. Приезжай, помянем Отца.

Я замялся... Черт его знает, когда я туда вернусь - ничего нельзя знать наверняка... Выйду из маршрутки, зайду на КПП, покажу пропуск - опухшую с перепоя физиономию с мокрыми волосами...

- Когда приедешь-то, Кондратий Иваныч? Когда пройдем мы в рабочих шинелях по городу славы нашей?
- Не знаю, Петр Иосич, не знаю. - сказал я. - Зимой вероятно. Управляющая грудью встала - говорит - не пущу... Мы, дескать, душу в тебя, Котя, вложили... Я ей толкую, что все равно уволюсь, а она мне - у нас на увольнение очередь...
- Дивная какая у тебя работа, Кондратий Иваныч. Ну, так в больничку сходи - изобрази им что-нибудь... Сумеречное состояние... Руки вздымай, говори, что Северск манИт. Покажи лебедя - тяни шею, как при паркинсоне... Приезжай - помянем Отца...

- Приеду, - сказал я, - и отчего-то вспомнил Стаглина. Стаглин стоит на балконе, курит и ухмыляется в усы. На его голову, плечи падает рыхлый декабрьский снег и не тает... Стаглин курит и ухмыляется...