Светало. Серое унылое небо тяжело склонилось над лесом. Ветер гнал грязную облачную рвань куда-то в сторону города. Екатеринбург, бля! Куганов пошевелился. Зуд перемещений загнал его в эту ночь в глухие заросли тальника, во-мхи-на-кочки. Спальник, напитавшийся за эти несколько часов гнилой болотной водой, не грел.
Куганов зашелся сиплым болезненным кашлем и перевернулся на другой бок.
- Товарищ Штубэ, товарищ Штубэ, - неожиданно сказал в голове Куганова чей-то голос.
Куганов молчал. Изредка из горловины его трофейного spiworu выбивались тощие струйки пара. В этом своем мешке мерзейшего грязно-розового колору Куганов напоминал рефлезию - яркий неопрятный цветок в выгребной яме жизни.
- Товарищ Штубэ, - повторил голос с деланным сочувствием, - надо идти.
- Бля-я-ди, - ответил голосу Куганов и показал свою давно не мытую голову небу.
Вставать не хотелось. Куганов пошарил по карманам и извлёк оттуда пару луковиц да фляжку с медицинским спиртом - все, что осталось. Дары волхвов. Затем он достал ножичек, нарезал кольцами лук и неспешно, с расстановкой, принялся поглощать душистый овощ, не забывая, впрочем, и о спирте.
- Товарищ Штубэ? - озадаченно спросили Куганова, как если бы хотели получить от него некий вразумительный ответ.
Куганов поднял палец вверх, после чего нагнулся и с шумом втянул в нос через ручку добрую порцию германского табака. Проделав вышеуказанную процедуру со второй ноздрей, он откинулся на рюкзак и некоторое время еще лежал так, уставившись влажными глазами в суровое небо.
Нужно было спешить. Собираться. Куганов сделал еще глоток, завинтил фляжку, положил коробку с табаком во внутренний карман френча и, кряхтя, стал подыматься.
тов. Куганов сокрушает врагов в болотах Северного Урала