Митя напился водки. Он заказал в кабаке тарелку капусты и коньяк. Предлагал официантке пятак "на чай". Вертлявый Уткин ел холодные щи, закусывая лавашом, и попрекал Митю. Митя к своим 28 годам был горький пьяница. Уткин был человек дела и был всегда на высоте своего положения. Митя называл официантку сестренкой, а нищего на остановке отцом. Он вдруг понял, что люди - одна большая семья, и эта мысль не давала ему покоя.
Уткин знал, что все, на самом деле, много сложнее, и человек - есть мера всех вещей. Митя старался не вдаваться в детали. Уткин был подвижен и прост в быту. Митя жил в деревянном доме с удобствами, поздно вставал, подолгу тешился в кроватях. Глаза у Мити были карие, влажные - мягкий взгляд жулика и онаниста. Глаз Уткина был требователен к себе и к миру, в котором он - Уткин, себя явил.
Митя без колебаний отдавал себя в руки природе: мог ударить бабушку и взойти на Голгофу, упасть за печь и принять схиму. Уткин цинично считал каждую копейку. Митя был рохлей и жертвой интриг. Уткин плясал хаванагилу на крыльце морга. Чтения Уткин тоже не любил, справедливо считая, что оно расхолаживает, сбивает уверенную поступь мысли. Митя же любил читать. Он был привязан к букве. Митя подолгу перечитывал "12 стульев" и запомнил оттуда почти все...
- Она так похожа на китаянку, а это, Сережа, уже экзотика! - монотонно гудел Митя, жуя сигаретный фильтр, - она сделает всё, что я прикажу, самые смелые фантазии. Она будет моей рабыней! - захлебывался Митя в восторге...
Вернувшись домой, Митя долго и бесцельно ходил по двору. Забрел в стайку, вышел... вернулся в комнату, влез на подоконник и смотрел в ночное небо... В туалете его долго рвало. Вытерев рот, Митя достал мятый член, задумчиво и грустно оглядел его. Гнев и горечь душили Митю...
Митя вернулся в комнату, достал из шкафа, припрятанную загодя, четвертинку. Большими, жадными глотками влил в себя половину. Комната покачнулась. Вздрогнул в своей кровати на другом конце города издерганный Уткин. Митю вырвало. Не смея противляться уверенному окрику мира, Митя упал и засучил ногами... Домашние давно плюнули на Митю - для них Митя был пьянь.
Уткин знал, что все, на самом деле, много сложнее, и человек - есть мера всех вещей. Митя старался не вдаваться в детали. Уткин был подвижен и прост в быту. Митя жил в деревянном доме с удобствами, поздно вставал, подолгу тешился в кроватях. Глаза у Мити были карие, влажные - мягкий взгляд жулика и онаниста. Глаз Уткина был требователен к себе и к миру, в котором он - Уткин, себя явил.
Митя без колебаний отдавал себя в руки природе: мог ударить бабушку и взойти на Голгофу, упасть за печь и принять схиму. Уткин цинично считал каждую копейку. Митя был рохлей и жертвой интриг. Уткин плясал хаванагилу на крыльце морга. Чтения Уткин тоже не любил, справедливо считая, что оно расхолаживает, сбивает уверенную поступь мысли. Митя же любил читать. Он был привязан к букве. Митя подолгу перечитывал "12 стульев" и запомнил оттуда почти все...
- Она так похожа на китаянку, а это, Сережа, уже экзотика! - монотонно гудел Митя, жуя сигаретный фильтр, - она сделает всё, что я прикажу, самые смелые фантазии. Она будет моей рабыней! - захлебывался Митя в восторге...
Вернувшись домой, Митя долго и бесцельно ходил по двору. Забрел в стайку, вышел... вернулся в комнату, влез на подоконник и смотрел в ночное небо... В туалете его долго рвало. Вытерев рот, Митя достал мятый член, задумчиво и грустно оглядел его. Гнев и горечь душили Митю...
Митя вернулся в комнату, достал из шкафа, припрятанную загодя, четвертинку. Большими, жадными глотками влил в себя половину. Комната покачнулась. Вздрогнул в своей кровати на другом конце города издерганный Уткин. Митю вырвало. Не смея противляться уверенному окрику мира, Митя упал и засучил ногами... Домашние давно плюнули на Митю - для них Митя был пьянь.