Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Солдаты слушали его, затаив дыхание, как, впрочем, и все предыдущие книжки, причем больше всех им понравился Стива Облонский, его они весьма одобряли, а что касается Анны Карениной, то она была единогласно названа шлюхой.

В. Катаев.

Вчера встретились Олферыч, Женя Я. (майор одной очень могущественной организации) и твой покорный слуга... Это был ирландский паб... Поскольку меня выдернули внезапно, то выбраться к ним из своего заснеженного леса я смог только через час. Друзья уже были изрядно разгорячены темным пивом... Лысина Олферыча тускло отсвечивала в полумраке. За окном вот уже три дня стояла чудесная новогодняя сибирская погода - минус один градус. Весенние ветры веяли над начинавшей просыпаться от нефтяного дурмана страной...

Мне грезилось возвращение 90-х... Но было грустно, что тогда мне было 17 лет, а сейчас уже 40 и опьянение от этих ветров перемен будет не таким уж легким и завораживающим... А в пабе все говорили о другом... Какая-то девица, сидя со своим парнем, гладила его ладошкой по щеке, пока тот уставился в свой планшетник. Всю жизнь ненавидя сюсюканье, я, в качестве противоядия от подступившей тошноты, представил, как он остервенело ебет эту неженку на постели. Олфер сообщил, что только час назад Женя указал ему, что тот должен улетать из Томска уже через 5 часов, поскольку ночь 7 января наступает не через сутки, как ожидал легкомысленный Олфер, а сразу по наступлении полуночи.

Приятели- как два ветерана компьютерных игр, живо обсуждали игровые новинки про рыцарей столетней войны. Олфера интересовало - как в средневековье рыцари справляли большую нужду, одевшись в латы, а Женя детально пояснял ему принципы владения двуручным мечом. Хрупкие миниатюрные официантки обходили нас стороной... Женя сказал, что в очередной раз поссорился с женой. И заодно поведал мне, что такого государства как Украина не существует. Мне стало отчего-то грустно... Впрочем, я постарался конспективно изложить ему, что подобные же открытия были популярны у российского высокодуховного общества несколько веков назад относительно Польши. И тем не менее Польша сейчас живет свободной и отдельной страной и поступает, как ей хочется. И, по моему мнению, было бы не вредно отпустить и Украину туда, куда ей захочется... Мои друзья были несколько пьяны, смотрели на меня мутными глазами и кажется с трудом улавливали суть. Впрочем, как всегда..

Потом мне стали что-то говорить про Англию, как злейшего и постоянного врага нашей родины. Я в ответ робко заметил, что мне как раз нравятся всякие конкистадоры и англичане, и те империи, которые они создавали. Во всяком случае, после их ухода из Азии, Африки и Южной Америки дела у местных высокоразвитых и несомненно более духовных народов сложились не шибко весело. В общем, общение получилось богатым на открытия... Потом в паб навалилось всякой юной молодежи, чуждой нашим разговорам... Девочки, мальчики, хипстеры, юные красавицы с айфонами...

Мы выкатились на улицу и попрощались друг с другом... Весенний теплый ветер кружил голову и я думал, что все начинается снова...Да здравствует падение цен на нефть, да здравствует пробуждение от душного потребительского сна. В стране, которая не заслужила своих дармовых денег, кредитов, машин и дорогой одежды с ресторанами и десятитысячными туристическими путевками, стране, которая за эти 15 лет только и делала, что надувалась доставшейся на дармовщинку нефтяной выпивкой, наконец наступило протрезвление... Не кризис пришел к ним, а как раз реальность - они вновь вспомнили, что они стОят в этом мире, и да здравствует неприкрытая правда. За что я люблю 90-е, так это за их реализм, неприкрытую правду и отсутствие пропаганды ... Весна уже на пороге, теперь у многих спадет пелена с глаз...

С интересом перечитал эту свою переписку двухлетней давности. Заискивающий тон, перепады настроения: от гневливости к сентиментальности. И все ради чего? Ради того, чтобы разжалобить хозяйку и выпросить немного теплой пиздятины? Как пес вьется вокруг человека - рычит и ластится в надежде, что ему кинут кость...

Добрая ласка - страшнее нагана. Не даром две вещи занимают умы молодых солдат: пизда и пряники.

Все, кто вместе - рано или поздно будут разделены. Все собранное рассеется или будет исчерпано. Все построенное будет разрушено. Когда придет время, тело будет объявлено мертвым. Оно начнет дурно пахнуть, станет всем омерзительно, и от него избавятся при первой возможности.

Пишет  jazzzzman:

Субдоминанта
Женька Борец - клавишник. Борец - фамилия, клавишник - призвание. Хороший парень, в Оркестре Креольского Танго рояль топчет.
Делали мы с ним аранжировку для некого мужичка из Казани - какой-то там корпоративный гимн из серии "Носки и колготки - просто класс, носки и колготки - все для вас, павильон тринадцать, спросить Айшета". Нарисовали музычку, отправили заказчику. Он послушал, звонит:
- Мине тут субдоминанта нужен.
- Где? - спрашиваем.
- Тут.
- Где тут?
- Везде.
- В куплете? Или в припеве?
- Да.
- Что "да"? В каком конкретно месте?
- Везде субдоминанта нужен.
Самое плохое, это когда заказчик имеет зачаточное музыкальное образование - он тогда начинает требовать "более актуальные тональности", "убрать бекар" или вот "субдоминанта нужен".
Ну, сели мы с Женькой, стали эту субдоминанту в разные места пихать. Никуда не лезет, кроме тех мест, где она и так звучит. Перелопатили всю гармонию, переиграли все партии, пересвели, отправили.
- Мине субдоминанта нужен!
- Так вот она! Половина куплета на субдоминанте сейчас, и почти весь припев!
- Нету!
- Нету?
- Нету!
Мы опять в студию. Играем, портим, отправляем - нет субдоминанты. Материмся и все заново. В общем, на третий день противостояния заказчик плюнул и приехал сам. Сел с нами, слушал, слушал...
- Субдоминанту хочу. Тут вот. Везде.
Помните, когда Джерри роняет на ногу Тому какую-нибудь наковальню, а коту сейчас ну никак нельзя шуметь - бульдог спит. Том сначала губы закусывает, глаза пучит, краснеет от хвоста до кончиков ушей, а потом бежит в чисто поле - орать. Вот мы с Женькой встали - и бегом в курилку. Красные. Орать. Матом.
Минут через пять вернулись и стали заказчика пытать. Решили осторожненько спросить, что же такое, по его мнению, субдоминанта.
- Ну когда это... Когда срипка пальцами.
Понимаете, да? Скрипка пальцами когда. Везде. Тут вот и здесь. Пиццикато это, в общем.
Как мы его не убили тогда...

URL записи

Давно я не пил сливочного ликёра, липкого, как слова проститутки!

Пишет  N.K.V.D.:

О русских солдатах в Крыму...

Письмо французского солдата из Крыма, адресованное в Париж некоему Морису, другу автора: На каждую их пушку — у нас пять пушек, на каждого солдата — десять. А ты бы видел их ружья! Наверное, у наших дедов, штурмовавших Бастилию, и то было лучшее оружие. У них нет снарядов.«Наш майор говорит, что по всем правилам военной науки им (русским. — Ю. Д.) давно пора капитулировать. На каждую их пушку — у нас пять пушек, на каждого солдата — десять. А ты бы видел их ружья! Наверное, у наших дедов, штурмовавших Бастилию, и то было лучшее оружие. У них нет снарядов. Каждое утро их женщины и дети выходят на открытое поле между укреплениями и собирают в мешки ядра. Мы начинаем стрелять.

Да! Мы стреляем в женщин и детей. Не удивляйся. Но ведь ядра, которые они собирают, предназначаются для нас! А они не уходят. Женщины плюют в нашу сторону, а мальчишки показывают языки. Им нечего есть. Мы видим, как они маленькие кусочки хлеба делят на пятерых. И откуда только они берут силы сражаться?
На каждую нашу атаку они отвечают контратакой и вынуждают нас отступать за укрепления. Не смейся, Морис, над нашими солдатами. Мы не из трусливых, но когда у русского в руке штык —дереву и тому я советовал бы уйти с дороги.

Я, милый Морис, иногда перестаю верить майору. Мне начинает казаться, что война никогда не кончится. Вчера перед вечером мы четвертый раз за день ходили в атаку и четвертый раз отступали. Русские матросы (я ведь писал тебе, что они сошли с кораблей и теперь защищают бастионы) погнались за нами. Впереди бежал коренастый малый с черными усиками и серьгой в одном ухе. Он сшиб двух наших — одного штыком, другого прикладом — и уже нацелился на третьего, когда хорошенькая порция шрапнели угодила ему прямо в лицо. Рука у матроса так и отлетела, кровь брызнула фонтаном. Сгоряча он пробежал еще несколько шагов и свалился на землю у самого нашего вала. Мы перетащили его к себе, перевязали кое-как раны и положили в землянке. Он еще дышал: «Если до утра не умрет, отправим его в лазарет, — сказал капрал. — А сейчас поздно. Чего с ним возиться?» Ночью я внезапно проснулся, будто кто-то толкнул меня в бок. В землянке было совсем темно , хоть глаз выколи. Я долго лежал, не ворочаясь, и никак не мог уснуть. Вдруг в углу послышался шорох. Я зажег спичку. И что бы ты думал? Раненый русский матрос подполз к бочонку с порохом. В единственной своей руке он держал трут и огниво. Белый как полотно, со стиснутыми зубами, он напрягал остаток своих сил, пытаясь одной рукой высечь искру. Еще немного, и все мы, вместе с ним, со всей землянкой взлетели бы на воздух. Я спрыгнул на пол, вырвал у него из руки огниво и закричал не своим голосом. Почему я закричал? Опасность уж миновала. Поверь, Морис, впервые за время войны мне стало страшно. Если раненый, истекающий кровью матрос, которому оторвало руку, не сдается, а пытается взорвать на воздух себя и противника — тогда надо прекращать войну. С такими людьми воевать безнадежно».

(с.) Ю. Давыдов, «Нахимов», 1970 г.

URL записи